Славянский язык церкви, на которой совершаются богослужения в Русской Православной Церкви, далеко не всем понятен.
Особенно тем, кто только что переступил порог храма. Часто думают, что действовать нужно немедленно: срочно перевести все богослужебные тексты на современный русский язык – тогда, мол, все станет ясно всем.
Действительно, вопрос очень неоднозначный, есть и плюсы, и минусы. Мы обратились к специалистам: Марине Журинской и Владимиру Кириллину.
Под грузом вторичных смыслов
– Марина Андреевна, я слышала, что русский язык однозначно хуже церковнославянского и поэтому богослужение на него не переводится ты согласен с этим?
– Разговоры о том, что славянский язык Церкви лучше русского – это наивные разговоры, потому что на любом языке можно вообще выразить все, что может прийти в голову человеку.
Рассуждение о том, что есть такое слово, не похожее на другие языки, также довольно наивно, главным образом потому, что значение выражается не в отдельных словах, а в предложениях.
Всегда с помощью того или иного количества слов можно сказать все, что думает человек. Рассуждения об особой поэзии церковнославянского языка также неубедительны; есть прелесть другого языка, и тексты на нем кажутся «красивее», чем на родном; По этому поводу у лингвистов есть много анекдотов.
Кроме того, язык Пушкина тоже поэтичен, и если это критерий, то почему бы нам сейчас не превратить все богослужение в чеканные строфы Пушкина?
Дело в другом: славянский язык Церкви имеет для нас ряд совершенно особых свойств. Однако хорошо, когда язык, на котором выполняются услуги, не является родным, потому что в словах и фразах на родном языке есть масса так называемых коннотаций – вторичных значений, которые не содержатся в тексте, но являются рожден в уме.
Простой пример. В синодальном переводе Священного Писания в Нагорной проповеди есть слово, что вы будете смеяться (Блаженны плачущие сегодня, ибо вы будете смеяться. Евангелие от Луки, глава 6, стих 21).
С одной стороны, русское слово смеяться не существует в других контекстах, но с другой стороны, если оно есть в синодальном переводе, по той же причине оно уже существует в языке.
И в одном из новых переводов Священного Писания вместо смеха вы будете смеяться. Но это звучит как шутка: «Ты будешь смеяться, но твоя третья дочь тоже мертва». Так не получится. Именно от этого священный язык очищает и защищает нас.
Сакральный – от lat sacrum (священный) – язык поклонения, язык ритуала.
У хеттов, например, был такой же язык, как палай. Среди индийских буддистов это пали. Церковнославянский язык – тоже священный язык, и к этому нужно относиться серьезно. Конечно, в христианстве, в религии свободы, нет строгой обязанности служить на священном языке, и служба проводится на национальных языках, где это оправдано, но об этом позже.
А наш священный язык – церковнославянский – помогает нам двигаться в том направлении, в котором мы должны плыть, если мы хотим жить в духовном состоянии, а не рассеиваться. И чем больше человек находится на богослужении, причем всерьез, тем ближе и понятнее ему славянский язык Церкви. Однако это никоим образом не мешает работе со словарем.
Ведь вы можете быть свидетелем богослужений сорок лет подряд, но что такое мошенничество или тристат (тристат – полководец (греч.); Также употребляется в значении «рыцарь») – вы никогда не узнаете, потому что в этих словах есть аналогов нет и контекст их не проясняет, по ним надо словарь полазить.
– Есть ли проблема с церковнославянским языком? Если да, то как это выражается?
– Проблема церковнославянского языка, а точнее богослужения на церковнославянском языке, сейчас крайне ограничена. Это проблема для людей, которые приходят в Церковь впервые и чувствуют себя немного смущенными.
Иногда это проблема для некоторых приходов, которые хотят выделиться в этом смысле из общей массы, сделать все возможное. То есть либо это проблема внутренней церковной идентичности, либо это проблема неофитов. Второй действительно заслуживает особого внимания.
Позвольте мне кое-что прояснить. У Московского Патриархата много приходов за рубежом. В некоторых из них, куда в основном ходят пожилые люди (а иногда и молодые люди, если в их семье принято говорить по-русски, сохраняя тем самым культурные традиции русского языка), богослужение проводится на церковнославянском языке.
Но там, где большинство прихожан – люди, не знающие русского языка, разрешено служить на национальных языках. Например, есть прекрасный и очень совершенный перевод Литургии на немецкий язык, сделанный в Германии протоиереем Алексием Мальцевым в 19 веке.
Английский перевод тоже очень хорош, это аутентичный текст. Поэтому нельзя сказать, что Московский Патриархат служит только церковно-славянским образом. И ясно, что язык как таковой, в том числе современный живой язык, не является препятствием для православного богослужения. Однако следует сказать, что язык немецкого богослужебного текста отличается от повседневного.
Этот язык возвышен, в нем много архаизмов. Он очищен от протестантской религиозной лексики, содержит слова и выражения латинского происхождения, которые использовались католиками.
О появлении церковнославянского языка
Церковнославянский язык, наследник старославянского, сформировался в середине 17 века. В нем отразился ряд изменений, в основном фонетических, произошедших в живом русском языке. В то же время было упрощено его написание.
– Но разве немецкий язык богослужения более понятен современным немцам, чем церковнославянский – современным россиянам?
– Я бы здесь на этом языке не разговаривал. Я бы сказал о тексте, о литургических текстах, о текстах Священного Писания. Текст – это своего рода «вещь в себе», и его понимание не только лингвистическое.
Я думаю, что для современных православных немцев литургический текст в какой-то степени имеет стилистическую инаковость. А церковнославянский язык богослужебных текстов нельзя определить мертвым, потому что изменения в текстах сделаны, пусть и небольшими, «точечными». И это единственный безболезненный способ реформирования.
Здесь, так сказать, «улица с двусторонним движением». Перемена возникает, возможно, также в результате мужества одного священника (если бы он был достаточно образован для этого), принимают это церковные люди или нет.
Если в общей массе он принимает, то иерархия одобряет его. И тогда происходит смена точки. Очевидно, мы говорим об отдельных словах, например, любовь вместо любви, жизнь вместо живота, ебля вместо колец. У меня есть несколько молитвенников, и в одной части идет поиск спасения, а в другой – просьба о спасении. Ладно.
Читаю и перевожу. Со словарем
– А что делать человеку, не понимающему церковнославянского языка?
– Во-первых, есть замечательный словарь церковнославянского языка отца Григория Дьяченко, который за последнее время дважды переиздавался. Вы можете воспользоваться им и узнать значения непонятных слов.
Выражаясь «понятными» словами, все даже не так просто. Есть такое понятие, как ложные друзья переводчика. Например, в одной из вечерних молитв правил мы просим прощения грехов даже у юности и зла у науки, и даже сущности высокомерия и уныния.
С юности – более-менее понятно: значит с юности по глупости грешить. Но в чем зло науки? Я наткнулся на интерпретацию, что это должно происходить из большого воспитания, где таится зло. Это в корне неверно. Как такое возможно: с одной стороны, благодаря молодости, с другой стороны, здесь – от великого образования? Это странно.
С точки зрения науки, зло означает «от злого учения», то есть они научили их совершать грех из злого умысла, и они так и сделали, не понимая этого собственными мыслями. Ева, например, согрешила из-за злой науки.
И что такое наглость? Опять же, можно было подумать, что он был наглым и, следовательно, грешным. Ничего подобного. Славянская наглость церкви, наглость очень косвенно связана с русским словом наглость.
Точное значение можно найти в польском, родственном славянском языке. По-польски нагло означает внезапно, неожиданно. Это означает, что, подумав, мы знаем, как поступать правильно, и если требуется внезапная реакция, мы можем ошибаться. Грех наглости означает, что вы никогда не ожидали, что вам придется принять решение, и сделали неправильное, потому что не осознавали этого.
– Получается, что каждую молитву надо садиться со словарем и переводить тексты молитв, при этом пытаясь распознать «ложных друзей переводчика»?
– Здесь некорректно говорить «молиться», потому что они не со словарем молятся, а готовятся к молитве. Поначалу действительно можно сесть со словарем – никому не повредит. Конечно, это колоссальная работа, и ее нужно делать постепенно.
Конечно, невозможно за один вечер сесть и перевести все молитвенное правило. Это нужно делать понемногу и постепенно – путем чтения и медитации – чтобы размышлять не только о значении слов в словаре, но и о духовном значении текста.
Но есть другой процесс. Я вовсе не говорю, что часто имеет значение не язык, а текст. Многое открывается человеку в ходе служения. Когда человек молится, он понимает слова, которые при простом чтении вызывают недоумение.
Кроме того, то, что называется навыком: несколько предложений поклонения в человеке связаны с его духовными переживаниями и в его сознании формируется определенное единство. Это единство называется в богословии словом целомудрие, то есть это гармония всего человеческого существа.
Вот очень простой пример. Я читаю Псалтирь дома более или менее систематически. Я читал по русски. Сначала я начал спотыкаться о 50-м псалме. Читая каждое утро на церковнославянском языке, невозможно не потеряться в русской версии.
Более того, 90-й псалом, и все псалмы Шести псалмов, и те, что вошли в продолжение Исповеди, и те стихи, из которых они часто повторяются в литургическом кругу, – все постепенно заменяются церковнославянским языком, потому что это с этим языком ассоциируется определенный духовный опыт…
Вот что такое умение. Следовательно, перехожу к чтению церковнославянского текста, и не из принципа, а потому, что мне так удобнее.
Словарик
Злоба – 1. Грех; 2. Печаль, беспокойство. Молиться за горькие души означает молиться за людей, у которых есть какая-то боль, мучительные заботы.
Проклятый беден, несчастен, достоин жалости. Это слово в церковнославянском языке не имеет оскорбительного значения.
Уход – духовный наставник. Связан со словом «кормить», а не «кормить». Корма – место, где на корабле располагались руль и руль направления. Кормить – значит гнать.
Место жительства – 1. Мы привыкли считать место жительства. 2. Все живущие христиане: и ваши, хранящие ваше жилище у креста.
Глагол videti: videhom (мы видели) – окончание -om имеет множественное число от первого лица.
Если человек пришел не к Богу
– Однако славянский язык церкви, наверное, был намного понятнее и ближе нашим предкам, чем нам сейчас. И сегодня, например, эта картина вполне типична. Человек входит в церковь, слышит непонятные ему песнопения и через пять минут выходит со словами, что больше никогда сюда не придет: впрочем, ничего не понятно.
– Насчет наших предков вы, наверное, на пару веков ошиблись. Просто среди них было меньше людей, пришедших таким образом в храм. Вы описали человека, который не нуждается в Боге, он не приходил к Богу, он просто ходил в храм.
Он не думает, что пришел в дом Божий, иначе он бы не сказал этого: я никогда не приду сюда снова. Однако с Королем Королей так не разговаривают, ему это просто не нужно, так что же здесь делать? Если бы он услышал что-нибудь понятное – ну, он бы стоял минут десять, а не пять.
С другой стороны, я знаю многих людей, которые не понимают церковнославянского языка и не хотят понимать. В храм идут по довольно волшебным причинам: чтобы зажечь свечу, чтобы «помочь» выиграть в лотерею или вылечиться от хондроза. Дело не в языке. Понимаете, если человек стремится к Богу, к спасению в Боге, то даже если он будет служить по-китайски, это не имеет значения, он будет учиться.
Дело не в этом. Если человек пришел к Богу, если у него есть внутренняя потребность, он постарается понять. А если язык непреодолимо мешает пониманию, значит, человек не пришел к Богу.
Вот еще один важный момент. Когда мы молимся на церковнославянском языке, мы слышим церковнославянские тексты, мы соединяемся во Христе не только между собой, но и со всеми нашими предками, которые слышали и говорили одни и те же слова на протяжении тысячи лет. Это приводит к полному пониманию общего дела (Литургия – общее дело (греч).
– Почему же тогда католики отказались от латыни, на которой раньше проходили все их богослужения?
– Я не католик, у меня нет опыта работы в католической церкви. Очевидно, у них были некоторые соображения. Насколько они были оправданы, я не знаю, мне кажется, мало, потому что количество прихожан католической церкви в Европе катастрофически сокращается, несмотря на службу понятным языком. Более того, те, кто сохранил для себя латынь, люди более настойчивые, их визиты более постоянны, и язык им не мешает.
В общем, латынь, как и другие языки, не такая уж страшная вещь. Прежде всего, для изучения языка нужна хорошая мотивация. Раньше я преподавал немецкий аспирантам. Пришлось превысить кандидатский минимум – это хорошая мотивация.
Но некоторые из них пришлось прочитать зарубежным специалистам. Эта мотивация даже лучше. Таким образом, очень успешно поступили аспиранты второй категории. Отсюда вопрос: есть ли у человека, пришедшего в Церковь, причины или нет? Вы хотите жить в церкви? Если так, ему не составит труда заглянуть в словарь, вспомнить, что такое тристаты, и двигаться дальше.
Более того, напрасно думать, что Церковь вообще не встречает половинчатых. Очень полезно посмотреть текст канона святого Андрея Критского. Он переведен с греческого языка, и все достойные издания имеют русский перевод с комментариями. Но есть и церковнославянский комментарий более позднего издания: некоторые слова и выражения, буквально переведенные с греческого, указаны на церковнославянском языке.
Так, например, у слова без слов есть сноска: безумие. Все очень просто: это перевод греческого слова, корень которого – logos – может означать слово или может означать разум. Первый переводчик перевел это слово как безмолвный, а затем более внимательный редактор понял, что ему нужно переводить как сумасшедший. И сделали это очень аккуратно: текст оставили, но комментарий дали.
– А как, например, стоя на литургии, молящийся, не имеющий достаточных знаний истории, поймет слова: Яко и царя всех нас воскреснем, незримо ангельских дориносима чинми (дориносима – торжественно носимые , прославленный, от греческого дори – копье, лат дориношима – копьеносец; в древности, торжественно прославляя царей или военачальников, они восседали на щитах, поднимали вверх, клали щиты на копья и затем несли их перед войсками даль показалось, что прославленных несли прямо на копьях.)?
– Это вопрос не к молитве, а к тому, как он прошел катехизацию.
Если нет, оставьте это в покое. Разрешите задать вопросы не соседской бабушке, а непосредственно священнику. Потому что священник, если не объяснит себя, хотя бы укажет необходимую литературу.
… В общем, всякое бывает. У меня был случай, когда ко мне подошла девушка в храме с паникой на лице и спросила: «Что мне делать? Я совершенно не понимаю, что говорят священники ». (К тому же акустика в этой церкви не самая лучшая.) Я сказал ей, что, конечно, было бы лучше прочитать текст службы позже, но теперь вы можете просто молиться, чтобы все, что говорят священники, было сказано ее имени.
Очевидно, она так и молилась, после чего встала с совершенно трогательным выражением лица. Но на самом деле это именно то, что делает священник: он молится за нас. Но Церковь так настроена, что ее голос является выражением нашей общей молитвы.
О происхождении богослужебного языка
Первый литературный язык славян, созданный равноапостольными святыми Кириллом и Мефодием в IX веке, принято называть старославянским языком (старославянским).
Он был основан на македонском диалекте древнего болгарского языка, на котором говорило славянское население греческого города Солунья (современные Салоники). Именно этот диалект был известен «братьям Солунским».
В ходе перевода Священного Писания и богослужебных книг с древнегреческого на этот язык они первыми разработали книжный стиль Живого славянского языка, отражающий влияние греческого синтаксиса и включающий большое количество вновь образованных слов из образцов греков. (Богородица, Нетронутая и др.).
В IX веке различия между славянскими языками были незначительны, и с их переводами святые Кирилл и Мефодий отправились в Великую Моравию, к западным славянам. Когда христианство приходит в Россию, здесь появляются богослужебные книги, скопированные с более ранних оригиналов. Древние русские понимали язык этих книг: он имел общую грамматическую структуру с древнерусским языком и почти идентичный основной словарный запас.
***
Владимир Кириллин, доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой филологии Московской академии и духовной семинарии
Церковнославянский язык возник во второй половине IX века, во времена святых Кирилла и Мефодия, просветителей славян, во многом благодаря их переводческой деятельности.
На этом языке никто никогда не говорил, он изначально был языком книги и предназначался для нужд христианской церкви: для богослужений, проповедей, передачи библейских, доктринальных, исторических и других текстов.
С распространением христианства и христианской грамотности среди славянских племен этот язык, естественно, претерпевал изменения под влиянием живых диалектов. Постепенно появились его западные, южные, а затем и восточные разновидности.
Действительно, с самого начала славянской грамотности книжники, каждый в силу своего собственного понимания, постоянно пытались заменить непонятные слова и грамматические формы – например, грекизм, архаизмы, инструментальный падеж или двойное число – более понятными и современными формами. Так что этот язык не был полностью заморожен, он все время развивался по-своему.
Но когда на смену писцам в XVI-XVII веках пришла пресса, этот стихийный процесс практически прекратился. Однако при этом проблема исправления, модификации и унификации церковнославянских текстов возникла практически сразу, так как в богослужебных книгах, напечатанных, например, в Москве, Киеве или Вильне, очевидны несоответствия в лексических, грамматических и орфографических свойствах. – что вызвало смущение и всевозможные соблазны.
Однако долгое время задача «перевода» литургических текстов на русский язык не ставилась. До появления русского синодального перевода Священного Писания (1876 г.) все исправления в молитвах и гимнах производились с помощью самого церковнославянского языка, который был достаточно богатым и гибким. Сами тексты мало пострадали с точки зрения их художественных свойств, культурной и исторической ассоциативности, духовного и богословского содержания.
Однако на рубеже XIX и XX веков в российском церковном обществе разгорелись довольно жаркие споры о языке богослужения, которые породили два лагеря энтузиастов: «новаторов», выступавших за русификацию богослужебных текстов, и «новаторов» консерваторы ». Которые защищали неприкосновенность своей церковно-славянской природы.
Попытки изменить литургический язык все еще продолжаются. На Архиерейском Соборе 1994 г было решено создать группу ученых-специалистов при Синодальной комиссии по богослужению, специально предназначенную для необходимого составления церковнославянских литургических текстов. (Некоторое время назад вышло постановление Комиссии о частных изменениях литургических текстов – прим. Ред.).
Но если допустить возможность перевода богослужебных текстов на русский язык, то следует иметь в виду, что многие из них изначально были написаны на греческом языке.
Поэтому основой для перевода в этих случаях должна быть не их версия на церковнославянском языке, а оригинал. Но для такой работы, как мне кажется, требуется колоссальный талант переводчика, исключительное знание греческого языка, тем более языка того времени, в котором создавался тот или иной текст.
При этом, чтобы как-то адекватно передать духовную глубину и художественную силу переведенных текстов, необходимо обладать не только большой эрудицией и поэтическим талантом, но и, без сомнения, собственным духовным переживанием молитвы, общения с Богом, а также, если хотите, с божественным вдохновением, как великие гимнографы прошлого.
